Грузия и три ее войны. Как "джинна выпустили из бутылки"

Нази Навериани пишет воспоминания. Месяц за месяцем, год за годом она рассказывает в своей тетради о собственном ресторане и доме у моря в Гагре. О том, как она вела дела. О том, как принимала гостей. О том, как утром 17 августа 1992 года, выйдя на балкон, услышала десятки голосов, сливающихся в крике "Смерть!", и увидела вооруженных бойцов ОМОНа, тренирующихся на городском стадионе. О том, как несколькими днями позже ей пришлось принять самое страшное в ее жизни решение: разделить семью, чтобы, спасаясь из охваченной войной Абхазии, хотя бы кто-то из четверых ее детей остался жив.

"Это всегда будет стоять у меня перед глазами: как лопались дома, когда стреляли снаряды, — вспоминает Нази. — Вокруг все горело. Убивали. Когда нас бомбили, и с неба, и с моря, мы с мужем решили: если эти трое утонут на пароходе, то хоть один ребенок останется жив. Если я с грудным ребенком умру, так хотя бы эти трое выживут. Мы разделились, чтобы остался жив хоть кто-то. Гагру взяли 2 октября 1992 года. Я успела в последний самолет с 11-месячным ребенком на руках".

1989

Где-то войны развязывали политики, где-то священники; в Украине войну сначала придумали писатели-фантасты. В Грузии войны вели историки и филологи. Манипулируя национальной гордостью и коллективными травмами, вели сначала на бумаге, а впоследствии — на суше, на море и в воздухе.

Опасно это — бередить старые раны. Сегодня легко говорить, что дело с самого начала приняло поэтому угрожающий оборот. Вынужденные переселенцы из Абхазии все равно верят, что этой войны можно было избежать.

В 1989 году Нана Гогия только закончила Абхазский государственный университет. Главный вуз Абхазии появился в 1979 году в результате очередных протестов абхазов, которые еще с ранних советских времен приблизительно раз в десятилетие требовали отделения от Грузии и прямого подчинения Москве. В поздние советские годы эта настойчивость стала приносить плоды: абхазы добивались все новых и новых прав и уступок. К началу войны их представители уже занимали почти все руководящие должности в автономной республике, при том, что сами абхазы были в Абхазии меньшинством. По состоянию на 1989 год — всего 17 процентов, когда грузины в тогдашней автономной республике Грузинской ССР составляли почти половину населения.

"Один раз мой отец пришел с работы и рассказывал маме, что ему сказали: "Вступи в партию, смени в паспорте национальность на "абхаз", и будешь директором", — рассказывает Нана. — Это было смешно для него, но это не было смешно для многих — многие грузины так и делали. У меня есть родственник, который занимал высокий пост в Сухуми. У него было два паспорта: в одном было написано "абхаз", в другом — "грузин". В Тбилиси он показывал один паспорт, а в Сухуми пользовался другим".

Но абхазы все равно хотели национальной независимости — опасаясь быть ассимилированными грузинами и видя себя равными, а не подчиненными им через Тбилиси.

"В сталинские годы национальные проблемы решались по-другому, — говорит историк Давид Джишкариани. — В 1920-х годах Абхазией на всех уровнях управлял абсолютно абхазский клан. Радикальное изменение произошло во время Лаврентия Берии: он убрал абхазские кланы, на административные должности пришли преимущественно грузины. В 1940-х годах, как говорится в архивных документах, уровень абхазских школ был очень низкий, поэтому в Абхазии ввели грузинское образование, которое абхазцы воспринимали как удар по их национальной гордости. С сегодняшней перспективы можно сказать, что, если тебе не нравится уровень абхазских школ, ты можешь их улучшить, но не надо их уничтожать. Так что, конечно, этот конфликт нагнетался. После смерти Берии флагманами абхазской национальной идентичности стали абхазские историки".

Противостояние резко обострилось в конце 1980-х, когда Советский Союз всерьез зашатался, и грузинские диссиденты начали громко требовать отделения от СССР. Тех жителей Абхазии, которые не были грузинами, настораживали националистические лозунги антисоветской оппозиции, которые, чем ближе подходило дело к выходу Грузии из СССР, становились все более агрессивными. Идею отделения от Союза вместе с Грузией абхазы не поддерживали, все так же предпочитая подчинению Тбилиси протекторат Москвы. Москва, в свою очередь, эффективно подыгрывала этим настроениям, рассчитывая шантажировать абхазским вопросом уходящий из-под контроля Тбилиси.

18 марта 1989 года на многотысячном сходе в селе Лыхны абхазы в очередной раз приняли обращение к Москве о восстановлении Абхазской СССР, существовавшей с 1921 по 1931 годы. Его автором был историк, профессор Абхазского государственного университета и будущий крупный политик Станислав Лакоба. Грузинские студенты и сотрудники университета, где преподавание велось на абхазском, грузинском и русском языках, в ответ на этот шаг выступили с требованием выделить грузинский сектор университета в отдельный вуз и сделать его филиалом Тбилисского государственного университета.

Нана работала в то время в университете преподавателем английского языка и латыни. "На кафедре рядом со мной, грузинкой, сидела абхазка, которая готова была пустить мне пулю в лоб за то, что я грузинка. Невозможно было работать под одной крышей. В 1989 году из-за таких трений почти все грузины вышли из университета", — рассказывает она.

Раскол университета был не единственным такого рода событием в Абхазии. Не только "титульные" абхазцы, но и грузины, как большинство, чувствовали себе скованными — местной национальной иерархией, в которой они были вторыми, — и требовали собственных публичных институтов. "В Сухуми был один театр, грузинской и абхазской драмы, — вспоминает глава общественной организации "Абхазинтерконт" Арчил Элбакидзе, вынужденный переселенец из Сухуми. — Грузины и абхазцы поссорились между собой — грузинам построили новый театр. Потом разделился Союз писателей Абхазии — на грузинский и абхазский. Потом футбольная команда разделилась на сухумское "Динамо" абхазское и сухумское "Динамо" грузинское. Раскололись историки, раскололся парламент. Это перешло на население: сосед пошел на соседа, начались раздоры в семьях".

Между тем в уже вовсю бродившей Грузии в ответ на Лыхнинский сход проходили массовые митинги. Самый крупный из них собрался 4 апреля 1989 года в центре Тбилиси. Среди грузин уже тогда было широко распространено мнение, что Москва манипулирует абхазским вопросом, чтобы подавить движение за отделение от СССР. Митинг против независимости Абхазии скоро перерос в митинг за независимость Грузии, а его масштабы поставили советское руководство в тупик. Официальный Тбилиси попросил Москву ввести войска. Коммунистическое руководство пыталось давить на демонстрантов, но следовавшая на это реакция была прямо противоположна той, на которую оно рассчитывало. Так, все еще не зная, как "очистить" центр грузинской столицы от демонстрантов, сто из которых вели голодовку, первый секретарь ЦК Компартии Грузии Джумбер Патиашвили решил продемонстрировать военную силу.

Как говорится в отчете комиссии во главе с депутатом Верховного Совета СССР Анатолием Собчаком по результатам последовавших затем событий, "утром 08.04.89 г. город на малой высоте облетели 3 эскадрильи военных вертолетов, а около полудня по улицам Тбилиси по трем маршрутам и мимо митингующих проследовала боевая техника с вооруженными солдатами. Эта акция сыграла провоцирующую роль. В ответ на нее отдельные группы митингующих стали захватывать транспортные средства и перекрывать ими как выходы с проспекта Руставели, так и выходы на прилегающие к проспекту улицы… Одновременно с этим на площадь начали стекаться люди… Таким образом, прямым результатом демонстрации военной силы стало резкое увеличение числа митингующих".

"В этой усложнившейся обстановке целесообразнее было бы обождать с решением о насильственном прекращении митинга, но утратившее к этому времени способность к реальной оценке и управлению происходящими процессами партийное руководство республики не видело иного выхода из сложившейся ситуации кроме применения силы", — писала далее комиссия.

В ночь на 9 апреля, когда в ход была пущена сила, на площади перед домом правительства находилось около 10 тысяч человек протестующих. Разгон демонстрантов проходил с садисткой жестокостью, с применением слезоточивых газов, саперных лопаток и огнестрельного оружия. Военные нападали даже на машины скорой помощи, приехавшие, чтобы забрать раненых. На площади, почти все выходы с которой были перекрыты ранее самими протестующими, штурм с применением отравляющих веществ привел к удушению 19 человек, еще один протестующий был застрелен. Комиссия Анатолия Собчака также констатировала, что участники операции по подавлению протестов пытались отрицать незаконное использование газов, но были вынуждены сознаться "под давлением неопровержимых улик".

"Несмотря на усилия Москвы, отдельные демонстрации продолжались в понедельник (10 апреля. — "ОстроВ) в столице республики Тбилиси, где усилилось присутствие войск. Бронетранспортеры и танки были, как сообщалось, припаркованы на городских площадях, и был введен комендантский час. Всеобщая забастовка закрыла школы, магазины и заводы и остановила некоторый общественный транспорт", — сообщала The Los Angeles Times 11 апреля 1989 года.

Репетиция хаоса

Создание второго, грузинского, университета в Сухуми Москва признала незаконным, но грузины уже не обращали на это никакого внимания. Помещение для нового вуза дала грузинская городская школа №1 в Сухуми.15 июля в школе должна была начаться работа университетской приемной комиссии. Но в ночь на 15 июля, рассказывает Нана, "абхазы напали на школу и разгромили ее. Разгромили все, что было на грузинском языке — книги, тетради детей. Молодого сотрудника нашего университета чуть не убили — к счастью, в морге оказалось, что он жив. Стало окончательно понятно, что вместе мы работать больше не сможем, и с сентября университет уже оформился как Сухумский филиал Тбилисского государственного университета. Мы начали работать в здании первой школы. Потом ее отремонтировали".

"Все это было, конечно, нехорошо. В одном маленьком городе, где все друг друга знали, стало неуютно, понимаете? Даже здороваться стало неудобно, потому что вчера мы еще были вместе, а сегодня уже стали врагами".

Конфликт вокруг университета в Сухуми привел к массовым столкновениям в Абхазии, которые длились еще около двух недель. Ситуация продолжала накаляться в 1990-м и 1991-м, когда к власти пришел Звиад Гамсахурдия, а Грузия получила независимость. "Диссидент, филолог, националист, который не смог создать консенсуса в обществе, когда политика — это культура консенсуса, — говорит о первом президенте независимой Грузии историк Давид Джишкариани. — Вокруг него очень много мифов. "Звиад Гамсахурдия был яростным националистом". Он был таким националистом, какими были первые президенты во всех постсоветских странах, кроме тех, где первыми президентами стали бывшие коммунисты".

В Абхазии в это время шло формирование национально-культурных организаций, под прикрытием которых создавались военизированные группировки. Сначала, в 1989 году, появился Народный Форум Абхазии "Айдгылара" ("Единение"), сыгравший главную роль в противостоянии вокруг университета. Затем — Конфедерация горских народов Кавказа, русский "Славянский дом", армянский "Крунк" и другие.

С другой стороны, политический хаос царил в Тбилиси и других регионах страны. В Грузии возникало большое количество вооруженных группировок, не контролируемых центральным правительством, не подчиняющихся никакой военной иерархии и лояльным только своим полевым командирам.

Как говорилось в отчете Human Rights Watch о событиях 1992-1993 годов, опубликованном в марте 1995-го, "этнические сантименты были затем задействованы и разжигаемы еще сильнее бандформированиями и другими военизированными группами, которые проводили этническую повестку дня наихудшего шовинистического сорта для служения их личным целям".

В 1990 году в Абхазии прошли выборы в местный парламент, впервые формировавшийся по квотному принципу — еще одна отвоеванная абхазами уступка. Абхазы, бывшие в регионе национальным меньшинством, получили 28 мест, грузины, составлявшие почти половину населения — 26 мест, еще 11 мандатов досталось представителям других национальностей. В последующие месяцы между местными и центральными властями завязалось жесткое противостояние с блокированием инициатив друг друга. Например, когда Грузия отказалась участвовать во всесоюзном референдуме о будущем СССР, абхазское руководство решило его провести, объявив результатом 98 процентов голосов за сохранение Союза.

Между тем, политика Звиада Гамсахурдия становилась все более авторитарной. К началу 1992 года он, быстро теряя поддержку общества и соратников, лишился власти, но смог сохранить популярность в западной Грузии, откуда был родом. На место Гамсахурдия пришел бывший крупный советский чиновник, историк по образованию Эдуард Шеварнадзе. В Грузии началось вооруженное противостояние между сторонниками действующего и свергнутого глав государства, и на какое-то время Тбилиси стало не до Абхазии.

Историк Светлана Червонная утверждала, что к началу боевых действий 1992 года абхазские официальные и общественные институты были к тому же основательно инфильтрованы агентами бывшего КГБ. "Немало появилось в эти годы в Абхазии крепких, с военной выправкой мужчин, которым, судя по их заявлениям и сопроводительным справкам, никак нельзя было жить более вне субтропического климата данного региона. Под "крышей" каких-нибудь невинных домов культуры, санаториев, театров, лечебных, научных учреждений, даже творческих союзов оказывались люди, не имеющие по роду своей деятельности никакого отношения ни к культуре, ни к науке", — писала она.

Нази с мужем решили отправить троих старших детей к бабушке и дедушке в западногрузинский город Зугдиди в августе 1992 года. Магда, дочь Нази, вспоминает, что мать не разрешила ей забрать с собой новые школьные вещи, уверенная, что конфликт скоро завершится и дети вернутся домой. Но обычный учебный год в Абхазии так и не начался. Вместо него через несколько дней после отъезда Магды, ее сестры и брата в регион пришла настоящая война.

Потеря Цхинвали

Однако еще раньше война началась в Цхинвали. В 1989 году южноосетинская автономия в составе Грузии тоже потребовала себе статуса союзной республики.

Дмитрий Санакоев, занимавший высшие посты в непризнанной Южной Осетии в 1990-е годы, в конце 1980-х служил в армии в Прибалтике. "Я вернулся в Грузию в ночь с 9 на 10 апреля 1989 года, когда в Тбилиси прошли массовые акции с жертвами, — рассказывает он. — Я даже не понял, куда попал. Государство разваливалось. В Цхинвали тоже начались какие-то движения. Я думаю, что нас в ту пору сильно подвел наш экстремальный национализм, как с грузинской стороны, так и с осетинской стороны. Каждый доказывал свое, и любая дискуссия на национальной почве расценивалась как противостояние, а государство, как мы видели, было уже очень слабо и не вмешивалось в это. Джинна выпустили из бутылки".

Серьезным положение стало только к концу 1990 года, когда в Грузии должны были состояться парламентские выборы. В Южной Осетии выборы были заблокированы, вместо них прошло избрание местного парламента. Новый грузинский парламент, главой которого стал Звиад Гамсахурдия, в ответ лишил Южную Осетию статуса автономии. По региону уже вовсю шли столкновения между осетинами и грузинами.

"У нас еще были попытки диалога. Грузинская молодежь пыталась до нас донести, что такое Грузия, потому что мы до тех пор считали своей родиной Советский Союз. Но дальше начинаются драки, кровопролития. Мы не видели, что грузинское государство может нас защитить. И мы находили оправдание тем молодым ребятам, которые сначала брали палки, потом двустволки, а потом автоматы и гранаты, — вспоминает Дмитрий Санакоев, бывший в то время в Южной Осетии одним из таких ребят. — Мы думали о том, что должны в первую очередь защитить наши семьи. Процветал бандитизм, не только в Южной Осетии — по всей Грузии, нанося ущерб равно всем национальностям. Кто-то выставил это как пример того, насколько агрессивны власти Грузии, и аргумент, почему нам нужно ратовать за независимость".

В декабре Грузия объявила в Южной Осетии чрезвычайное положение и ввела экономическую блокаду. В регион вошли российские внутренние войска. Первые военные столкновения начались весной 1991 года, в течение года грузинские силы несколько раз пытались войти в Цхинвали, но добились только тотального разрушения города и прилежащих сел. Осетины в ответ жгли грузинские села на территории Южной Осетии. Наряду с регулярными военными формированиями действовали различные, порой никем не контролируемые, группы добровольцев, создававшие и использовавшие хаос для мародерства и насилия.

Журналист "Радио Свобода" Гога Апциаури в 1991 году был десятиклассником в Гори — ближайшем к Цхинвали грузинском городе. "В 90-е годы, когда шли столкновения, осетины жили здесь в грузинских селах, — вспоминает он. — Вооруженные грузинские националисты заставляли их уходить. Я сам жил в том районе, где были преимущественно осетины. Когда в район внезапно вошли эти вооруженные грузины, мы были в нашем квартале единственной грузинской семьей. Все местные осетины пришли к нам в дом, чтобы мы спасли их. Они все были в одной комнате. Мама закрыла двери и сказала грузинам, что осетины давно ушли. Осетины потихоньку ушли ночью — они боялись. Грузины натворили много плохого в первый год войны".

На второй год войны, в январе 1992 года, в Южной Осетии прошел референдум о независимости и объединении с Россией. Когда, на фоне продолжающейся гражданской войны, к лету 1992 года, начала снова критически накаляться ситуация в Абхазии, Эдуард Шеварнадзе был вынужден подписать завершающее южноосетинский конфликт Сочинское соглашение с Россией. Под контролем Грузии остался ряд грузинских и несколько осетинских сел, входивших в состав советской автономии Южной Осетии.

Война за Абхазию

В день, когда Эдуард Шеварнадзе подписывал соглашение с Борисом Ельциным, 24 июня 1992 года, военные в Сухуми захватили здание МВД — одного из немногих министерств, все еще возглавляемого грузином, преданным Тбилиси. 23 июля, когда Тбилиси был занят противостоянием со "звиадистами", парламент в Сухуми фактически провозгласил независимость Абхазии. Ночью 11 августа в западной Грузии, которую продолжали контролировать сторонники свергнутого Гамсахурдия, произошел ряд бандитских нападений на поезда. В тот же день "звиадисты" взяли в заложники и увезли в Абхазию 11 высокопоставленных грузинских чиновников, приехавших на переговоры по освобождению других заложников высокого ранга, захваченных еще в июле.

Считается, что центральное правительство ввело войска в западную Грузию и Абхазию для охраны железной дороги и освобождения заложников, вслед за чем последовала провокация со стороны абхазских властей. "Я был в президиуме Верховного Совета Абхазии, когда Ардзинба сам просил, чтобы правительственные войска охраняли железную дорогу, — говорит председатель Верховного Совета Абхазии в изгнании Элгуджа (Гия) Гвазава, бывший на тот момент депутатом абхазского Верховного Совета в Сухуми. — В Гудаутах стали грабить товарные поезда. Потом это повторилось в Очамчире. Ардзинба просил Эдуарда Великого (Шеварнадзе. — "ОстроВ") прислать 5 тысяч человек как минимум, чтобы охранять железную дорогу в Абхазии. Но как только на железной дороге появилась милиция, ее обстреляли, убив несколько человек. Вся агентура, которая была здесь, использовала это, и начался конфликт".

Однако ни одна, ни вторая сторона не говорит всего. По некоторым свидетельствам, охрана железной дороги была только прикрытием, под которым то ли сам Шеварнадзе, то ли только формально подконтрольные Тбилиси военные командиры рассчитывали вернуть мятежную провинцию под контроль Тбилиси.

С другой стороны, председатель Верховного Совета Абхазии Владислав Ардзинба (само-собой, историк) готовился, возможно, именно к такому шагу, чтобы найти достаточно весомый аргумент для начала полномасштабной войны и окончательного разрыва с Грузией. Когда грузинские военные подходили к Сухуми, он выступил по радио, призывая народ на войну. Сам Ардзинба, однако, позже утверждал, что в день вторжения грузинских войск пытался связаться с Борисом Ельциным, но не смог ему дозвониться. И сделал из этого вывод, что атака была согласована с Москвой. Сегодня уже можно говорить, что и Ардзинба, и Шеварнадзе, бывший министр иностранных дел СССР, пытались заигрывать Россией.

Как бы то ни было, но 18 августа грузинские войска, как считается, слабо контролируемые Тбилиси, вошли в Сухуми, а затем установили контроль над большей частью Абхазии. Авторы отчета Human Rights Watch пишут, что, войдя в город, грузинские военные начали мародерства и издевательства над мирным населением, преимущественно над абхазами, так что многим пришлось покинуть город.

Все это, было, пожалуй, самой роковой ошибкой грузинской стороны — если, говоря о той ситуации, вообще можно оценивать отдельно действующие, слабо контролируемые из центра группы как некую единую "сторону". Абхазская сторона посчитала, что действия грузинских солдат дают ей моральное право как на войну, так и на последовавшую затем страшную этническую чистку. Тем же оправдывали свое присутствие в Абхазии российские добровольцы и "добровольцы" из армии и КГБ, которых опрашивали сотрудники Human Rights Watch. Наконец, действия грузинских военных в Сухуми, как говорится в отчете, сыграли впоследствии злую шутку с оставшимися мирными грузинами: россияне и абхазцы, отбивая Сухуми, не полагали, что им есть, кого там щадить.

Но похожая ситуация складывалась и в населенных пунктах, остававшихся под контролем антиправительственных сил. Абхазские и северокавказские бойцы и российские казаки обирали и унижали остававшихся там грузин. В Human Rights Watch констатировали, что обе стороны были мало обеспокоены проблемами мирного населения. В воюющей сразу на нескольких фронтах Грузии "у нас, у грузинского населения Абхазии, не было никакой поддержки, — говорит Гия Гвазава. — У абхазов была Россия, а у нас никого не осталось".

Россия же продолжала свой "сеанс одновременной шахматной игры". С одной стороны, выступая медиатором и миротворцем, она ввозила гуманитарную помощь, вывозила мирное население и вводила экономические санкции как против Грузии, так и против уже фактически отколовшейся от нее Абхазии. С другой — российские военные, отмечается также в документе от Human Rights Watch, раздавали оружие группам или лицам, которые использовали или были способны использовать его для совершения зверств, а также сами участвовали в боевых действиях. У Абхазии, встретившей первую грузинскую атаку только с легким стрелковым оружием, вскоре появился весь арсенал современной армии; против грузин использовались также военные суда и авиация, которых у абхазской стороны не было.

22 августа руководство Конфедерации горских народов Кавказа распорядилось обеспечить переброску в Абхазию добровольцев "для вооруженного отпора агрессорам" и объявило заложниками всех грузин "на территории Конфедерации". Так получать свой ранний боевой опыт в Абхазию прибыл, в частности, Шамиль Басаев.

3 сентября при медиации Москвы стороны договорились о перемирии. Грузия, кроме прочего, согласилась отвести войска от Гагры. Россия объявила о вывозе из Абхазии бойцов незаконных вооруженных формирований из Северного Кавказа. Еще одно "перемирие" было заключено 24 сентября, но войска Грузии продолжали попытки выбить абхазскую сторону из удерживаемых ею территорий. Та, в свою очередь, накапливала силы.

Нази Навериани к тому времени оставалась в городе с мужем и 11-месячным сыном. В осажденной Гагре начинался голод. Нази закрыла ресторан и пекла дома хлеб, который ее муж грузил в багажник и развозил голодным. О судьбе старших детей они ничего не знали. "Я не думала, что они выжили", — говорит Нази.

Ей было, чего опасаться. Зугдиди контролировали "звиадисты", которые время от времени вступали в стычки с правительственными войсками. "Не было ни света, ни газа, не продавалось ничего абсолютно, — рассказывает Магда, дочка Нази. — Было очень много мародеров. Было страшно выйти на улицу вечером. Детей не выпускали. Я помню, что дедушка не спал ночами, сторожил нас".

Гагру сторонники абхазского правительства взяли 2 октября. Нази удалось добраться с ребенком до Тбилиси. О ее муже, остававшемся в Гаграх, ничего не было слышно. Выбираться из города ему, раненому снайпером, пришлось через лес по направлению к российской границе. Нази получила новости о нем уже тогда, когда семья решила справить символические похороны.

Абхазские беженцы, возвращаясь домой вооруженными бойцами, жестоко мстили местным грузинам за то время, когда Гагра была в руках правительственных войск. Однако большая часть описанных зверств совершалась людьми, которых свидетели не идентифицировали как местных.

Бои за Сухуми начались в декабре 1992 года. Художник Гурам Хубуа к тому времени отправил жену с тремя маленькими детьми в Зугдиди, а сам остался защищать дом. "Добровольцам три месяца не давали оружия, потому что в Абхазии были государственные войска, — говорит он. — Потом уже, хочешь-не хочешь, каждому пришлось защищаться самому. В декабре населению раздали оружие. Каждый доброволец защищал свою улицу".

До середины 1993 года стороны еще несколько раз договаривались о перемирии, и каждый раз оно не длилось долго. Последнее, подписанное в конце июля, обязывало обе стороны отвести войска и тяжелое оружие. Перемирие продержалось меньше двух месяцев. "Все грузинские танки вывели из Абхазии, — рассказывает жена Гурама Наталья. — Нам сказали: начинается учебный год, возвращайтесь. Мы вернулись. А оказалось, что это все был блеф".

Грузия не смогла быстро вывести войска, потому что в западной Грузии, у административной границы с Абхазией, возобновились бои со "звиадистами". 16 сентября, заявив, что центральное правительство не выполняет свои обязательства, абхазская сторона возобновила атаку. "Грузинская армия к тому времени ушла из Сухуми — остались только местные. Добровольцев фактически разоружили, — вспоминает Гурам. — Мы недолго смогли обороняться". Город продержался до 27 сентября.

Из сообщения The New York Times  от 28 сентября 1993 года:

"В субботу и воскресенье он пытался оживить деморализованные грузинские войска, умоляя измученных солдат и даже его личную охрану биться. Но днем в понедельник, за несколько часов до взятия повстанцами центра города, Шеварнадзе оставил Сухуми. Как минимум 500 грузинских солдат, как сообщалось, были убиты в ходе двухнедельной осады и свыше 2 тысяч — ранены. Местонахождение Жиули Шартавы, главы грузинского правительства в Абхазии, неизвестно. Грузинское посольство в Москве сообщило, что он был захвачен и казнен абхазами. Шеварнадзе заявил, что повстанцы "казнили десятки чиновников, полицейских и простых граждан". Приблизительно 20 тысяч гражданских было в городе, когда он пал, и тысячи сейчас пытаются бежать".

"Я убежден, что план оккупации Сухуми был составлен в российских штаб-квартирах", — сказал сегодня Шеварнадзе, бывший советский министр иностранных дел. Западные дипломаты избегали обвинений в адрес России в прямом вмешательстве, но фактически каждый грузин в Сухуми разделял мнение Шеварнадзе. "Мы воюем не с абхазами, — сказал Нанар (на самом деле Нодар. — "ОстроВ") Натадзе, 64-летний советник Шеварнадзе. — Мы воюем с Россией. Мы, скорее всего, потерпим поражение, но Грузия поднимется снова". Российские националисты поддерживали сепаратистов. Российские офицеры были захвачены в боях, тела российских летчиков были найдены в российских самолетах, сбитых грузинами ранее в этом году".

"Вдобавок к тяжелой артиллерии, мобильным реактивным установкам и ракетам с тепловой системой самонаведения, абхазские войска были вооружены крупнокалиберными пулеметами, гранатометами и противотанковым оружием. Грузины были вооружены преимущественно автоматами. В рамках перемирия от 27 июля, подписанного Шеварнадзе, грузинские войска были обязаны отвести или вывести из строя все тяжелое оружие в регионе. Абхазские силы были обязаны сделать то же. Затем, заявив, что грузины затягивают отвод, абхазы ударили 16 сентября".

Бегство из Сухуми

Нана Гогия с отцом не успели вовремя уехать из Сухуми. Все, что им удалось, это отправить больную мать к родственникам в Сенаки в западной Грузии, а самим уйти за город, где к небольшому причалу приходили катера, чтобы доставлять бежавших из Абхазии людей на украинское судно, стоявшее на отдалении. Многие сутками дежурили на причале, чтобы попасть на корабль.

"Прилетели какие-то вертолеты и начали бомбить причал, — дрожащим голосом вспоминает Нана третий день своих попыток покинуть Абхазию. — Женщины с детьми бросили все свои вещи и разбежались. Но некоторые остались, в том числе и я с отцом. Я сказала: "Какое имеет значение, где мы умрем, на причале, или дома?" Весь город горел. Я даже не хочу это вспоминать… Все небо было красное, хотя это не ночь была, это был день. Когда мы еще были за городом, этого не было видно, а издалека, с моря, когда нас забрали, когда я уже поняла, что мы не умрем, и посмотрела на Сухуми… Я не могу это передать словами… С утра до вечера два катера возили людей с причала до корабля. Вертолеты еще несколько раз бомбили причал. Было видно, что там в основном женщины и дети, но бомбили все равно".

Гия Гвазава оставался в Сухуми до вечера 28 сентября: "В ночь с 27 на 28 сентября, когда взяли город, мы были в аэропорту, ждали утра. Поднялась большая стрельба, и через 15-20 минут к нам явился Эдуард Амвросиевич и несколько человек с ним. Его ждал vip-самолет, но почему-то оказалось, что летчика в нем нет. Мы попросили у начальника аэропорта найти президенту самолет, и утром 28 сентября вместе с Эдуардом вылетели до 70 человек. Мне пришлось остаться, потому что люди продолжали приходить и мои брат и мать были еще в Сухуми. Вечером 28 сентября, когда стало ясно, что город взят и ожидается атака на аэропорт, случайно обнаружился еще один самолет, списанный в 85 году, без сидений, и нас вылетело в нем где-то 300 человек. Нас обстреляли, самолет резко снизился и так на очень низкой высоте, над морем, летел до Кутаиси. На вертолете я вылетел обратно в Абхазию, в Очамчире. Я дал слово солдатам, которые оставались в Сухуми, что со стороны Очамчире им помогут открыть дорогу. Дорога была открыта и они все перешли. Очамчире взяли 30 сентября".

Гурам смог пробраться к семье после падения Сухуми. Единственный выход из пылающего региона, который им оставался, — через горы Сванетии: самый отчаянный вариант, на который людям приходилось решаться. "Когда все это началось, мы побежали в Цебельду, где жила наша бабушка, а назад дороги уже не было, — вспоминает Наталья. — Через село ехали прямо цепочки машин, потому что осталась только одна дорога, через Сванетию. Так поехали и мы. Сутки мы ехали до гор, там оставили машину и взяли только то, что можно унести на руках. И потом четыре или пять дней шли пешком".

Многие не пережили этого перехода — люди умирали от истощения. Местное население вело себя по-разному. Одни принимали спасающихся от смерти земляков у себя дома, как родных. Другие грабили, забирая последнее. Старшей дочери Натальи и Гурама было 6 лет, среднему сыну — 4,5 года, младшему — 2,5. Гурам до сих пор не может понять, как им удалось дойти.

Десятки тысяч людей, бежавших от террора в Абхазии, попадали в разрушенный полуголодный Тбилиси, жители которого сами забыли о таких благах цивилизации, как тепло и электричество. На столбах и стенах грузинской столицы стали появляться призывы к вынужденным переселенцам убираться домой.

Гражданская война продолжалась в Грузии до конца 1993 года. Сторонники Звиада Гамсахурдия брали город за городом, включая порт Поти и важный железнодорожный узел Самтредиа, и угрожали дойти до Тбилиси. Считается, что безысходное положение вынудило Эдуарда Шеварнадзе сделать шаг, которому Грузия до тех пор яростно противилась — согласиться на членство его страны в СНГ, которое в то время рассматривалось как квази-СССР с бесспорным доминированием России. В конце октября российские войска вошли в Грузию, положив конец продвижению "звиадистов". Звиад Гамсахурдия умер при невыясненных обстоятельствах "приблизительно 31 декабря" 1993 года в Чечне, где он находился с тех пор, как утратил власть в Тбилиси. В начале 1994 года Грузия согласилась на ввод в Абхазию российских "миротворческих" сил.

Манана

"Я, Хвингия Манана Алексеевна, род. 21.12.1950 г., уроженка г. Сухуми, одинокая, неработающая пенсионерка. По профессии врач-офтальмохирург, проработала в глазном отделении Республиканской больницы 15 лет. 27 августа 1994 года непреодолимая тоска по родине и могилы близких заставили меня в Адлере пересечь российско-абхазскую границу и пойти домой. Мой дом, по ул. Куйбышева, 124, был занят жителем г. Ткварчели Валерием Агрба, где он по сей день проживает со своими родственниками, считая его своим. Я зашла к своим соседям армянам. 15 сентября 1994 года была похищена группировкой международных бандформирований с целью выкупа. 23 сентября 1994 г. была спасена группой захвата МВД г. Сухуми и в тот же день помещена в КПЗ, где ждала своего расстрела. Только 5 октября 1994 года, благодаря усилиям Международного Красного Креста, были разрешены разногласия между КГБ и МВД по поводу меня и в тот же день меня вывезли в Адлер…".

Манана пишет это письмо в двух экземплярах: один, на русском, — для меня, второй, на грузинском — в Министерство по делам вынужденно перемещенных лиц. Уже почти что четверть века как живущая вне дома и без дома, Манана пытается стать в очередь на расселение ВПЛ. Это она знакомит меня с Нази, приехавшей в Министерство, чтобы поставить в очередь сына. "Манана была очень хорошим, известным врачом", — скажет мне позже Нази, которой она лечила мужа после тяжелого ДТП.

Манана уехала из Абхазии в начале 1993 года. Думала, что ненадолго, в гости к брату. Оказалось, что насовсем. Но в 1994 году она еще не собиралась с этим смириться.

Манана говорит, что в Абхазии за ней охотились две группировки. Одна — из обычных уголовников, которых наняли воры в законе из Адлера, знакомые ее дяди, — чтобы получить выкуп. Вторая — сотрудники абхазского КГБ, по наводке нового обитателя ее дома, которые хотели ее просто убить. Первые, похитив, фактически спасли ее от вторых. Но ситуация усложнилась еще сильнее, когда после штурма дома, где ее удерживали, Манана оказалась в руках де-факто властей Абхазии.

Я хожу по Тбилиси вместе с Мананой. В Министерство по делам ВПЛ, где людей, на основании присвоенных им баллов, ставят в очередь на получение жилья от государства, в управление по делам ветеранов другого министерства, на встречу с Гией Гвазавой… Как-то получилось, что главный врач, работавший с ней в одном отделении, не внес Манану в списки врачей-ветеранов грузино-абхазской войны. Манана ищет в Тбилиси людей, которые работали с ней в воюющей Абхазии и могли бы подтвердить перед судом, что и она тоже в своей ординаторской каждое утро после очередного боя "собирала в кулек гильзы". Это обещает ей еще один балл, когда первыми в очереди стоят те, у кого по семь-восемь…

"В прошлом году я прошла анкетирование, — рассказывает Манана. — Это такой процесс, когда заполняются определенные документы: где, у кого ты живешь, что у тебя есть, каково твое материальное положение, чем ты пользуешься, вплоть до туалетной бумаги. Так как у меня нет мужа, нет детей, я не инвалид по состоянию здоровья, у меня очень мало шансов быстро получить квартиру. Мне присвоили три балла. Три балла — это одинокая женщина, однокомнатная квартира. Таких, как я, оказалось очень много, больше, чем других. Это какая-то отдельная очередь".

Манана не хочет рассказывать, где она жила все эти годы и "на каком бетоне спала". Манана не может сосчитать, сколько раз после вынужденного отъезда из Абхазии поменяла жилье: "Этому нет числа и конца". Вечером в июне в доме, где она временно остановилась, маленькая хрупкая Манана, сидя по-турецки на выделенной ей кровати и смотря на меня снизу вверх огромными черными глазами, скажет: "Когда у меня будет однокомнатная квартира, маленькая, пусть у меня только будут деньги на постельное белье и матрасы. У меня все будут жить, так, что места хватит, только чтобы переступать друг через друга. Разве это не счастье?"

Считается, что в результате абхазского и южноосетинского конфликтов в Грузии оказалось около 300 тысяч внутренне перемещенных лиц. Многих расселили в гостиницы и общежития, где они живут по сей день.

В одной из таких бывших гостиниц, в Кутаиси, живет Вепхия Микаутадзе. Вепхия говорит, что когда-то тут была хорошая гостиница. Но сегодня это рассыпающийся фасад, текущие трубы, мрачные темные коридоры… Вепхия тут с 2006 года. "Мы выехали 27 сентября, уже после того, как Сухуми взяли абхазцы. Мы последними отправлялись на корабле. Когда я попал сюда, в гостиницах мест уже не было", — рассказывает он. В последние годы места в гостиницах начали освобождаться: худо-бедно, но люди расселяются, одни своими силами, другие — при помощи правительства.


Бывшая гостиница в Кутаиси, где живут вынужденные переселенцы из Абхазии

Но очередь на получение жилья движется очень медленно. Через более чем 20 лет после завершения конфликта в нее становятся повзрослевшие дети из семей ВПЛ, тесня тех, кто ждет еще с 1990-х.

Продолжение следует…

Юлия Абибок, "ОстроВ"

Статьи

Луганск
27.03.2024
17:45

"Бери и делай!" Как переселенцу начать зарабатывать в новой нише на новом месте

"Надо осознавать, что почти никто на новом месте не начинает действительно с абсолютного "нуля" - потому что у вас есть образование, опыт, личные ценности и тому подобное. Все это уже есть у человека, является неотъемлемой частью его бытия"
Страна
27.03.2024
12:46

Валютный вопрос, или Как олигархи споткнулись об Нацбанк

Дальнейшее снижение курса гривни окончательно добьет потребительский спрос, который в условиях полномасштабной войны и так уже давно "ниже плинтуса". Ну а "мертвый" потребительский спрос – это "мертвая" экономика.
Мир
26.03.2024
07:36

«Уже сейчас можно купить билеты в Крым на июнь». Российские СМИ об Украине

"В реакции Киева - вся суть этого террористического режима. Трудно даже описать ту смесь восторга, злорадства и упоения, которую трагедия вызвала в украинских СМИ…"
Все статьи